На предыдущих страницах не раз упоминается имя второй жены Репина - Натальи Борисовны, которая в то время, когда я познакомился с ним, занимала в «Пенатах» очень заметное место. В те годы, в 1907 - 1910-м, она и Репин были неразлучны: художник проводил с ней все свое свободное время, писал и рисовал ее портреты, восторженно говорил о ее дарованиях и вообще, как говорится, души в ней не чаял. Я не помню случая, когда бы он уезжал на концерт или в гости без нее. Она сопровождала его и в Ясную Поляну - к Толстому, и в Москву - к Сурикову, Остроухову, Васнецову и другим его близким друзьям.

В мемуарной литературе о Репине принято трактовать эту женщину как чудачку дурного тона, которая внесла в биографию Репина много крикливой и мелочной суеты.

Но я близко наблюдал ее жизнь в течение нескольких лет и, хотя не могу опровергнуть вынесенный ей приговор, все же считаю своим долгом, по мере возможности, хоть отчасти защитить ее память.

Первая семья Репина по своей некультурности проявляла мало интереса к его творчеству, а Наталья Борисовна уже с 1901 года стала собирать всю литературу о нем, составила ценнейшие альбомы с газетными вырезками о каждой его картине. Кроме того, он не раз повторял, что одной из своих наиболее блестящих удач - композицией «Государственного совета» - он всецело обязан Наталье Борисовне: она приняла к сердцу те трудности, которые он встретил при написании этой картины, и помогла ему своими советами, а также сделанными ею фотоснимками. Знаменитые среды, которые она завела в его доме, внесли в его жизнь порядок, давая возможность сосредоточенно работать во все прочие дни и не бояться никаких посетителей (ибо к среде приурочивались также и деловые свидания). Вообще она внесла в его жизнь немало полезных реформ, о которых он нередко упоминал с благодарностью. Круглый стол, изобретенный ею, был вполне приспособлен для того пестрого общества, которое собиралось по средам в «Пенатах»: за стол этот каждый садился по жребию, и тем устранялись возможности местничества.

Репин всегда тяготел к образованным людям, а Наталья Борисовна знала три языка, разбиралась и в музыке, и в скульптуре, и в живописи - недаром он любил посещать вместе с нею всякие концерты, вернисажи и лекции. Была она то, что называется светская женщина (он познакомился с нею у княгини Тенишевой), но постоянно заявляла себя демократкой, и это тоже не могло не привлечь к ней симпатий Ильи Ефимовича.

Но все ее душевные качества были истрачены зря из-за трех фатальных недостатков, которые, в сущности, и погубили ее.

Во-первых, по всему своему душевному складу это была ярая сектантка. Всегда ей было необходимо фанатически веровать в какой-нибудь единственный рецепт для спасения людей и громко проповедовать этот рецепт как панацею от всех социальных недугов.

Одно время она была боевой суфражисткой и сделала свой феминизм религией. Потом стала проповедовать «раскрепощение прислуги». Потом - вегетарианство. Потом - кооперативную организацию труда, воспринятую как евангелие жизни. Потом отвары из свежего сена в качестве здоровой, питательной пищи. Потом так называемый «волшебный сундук», то есть ящик, обшитый подушками и набитый сеном. «Волшебный сундук» был своеобразным термосом: он сохранял пищу горячей в течение целого дня. И т. д. и т. д. и т. д.

Все это было нелепо, но - искренне. Она свято верила во все свои новшества и первая становилась их жертвой. Когда она восстала, например, против шуб и мехов, составлявших, как она выражалась, «привилегию зажиточных классов», она в самый лютый мороз облеклась в какое-то худое пальтишко, подбитое сосновыми стружками, и уверяла, что ей гораздо теплее, чем нам, закутанным в «шкуры зверей»: ведь дают же стружки тепло, когда мы сжигаем их в печке. Эта «сосновая шуба» принесла ей простуду, а супы из сена - малокровие. Из румяной, осанистой женщины со свежим и круглым лицом, какой она была за несколько лет до того, она стала такой худосочной, что казалась воплощением чахотки. Вегетарианство ее было очень суровое: она не ела яиц, не пила молока.

Таким образом, нельзя сомневаться, что в ее проповеди не было и тени лукавства. Но слишком уж криклива была ее проповедь - и в достаточной мере бестактна. В том-то и заключался второй недостаток Натальи Борисовны, что при всей своей преданности великому человеку, с которым связала ее судьба, она не находила полного удовлетворения в том, чтобы служить его славе. У нее у самой была слишком колоритная личность, которая никак не могла стушеваться, а, напротив, по всякому поводу жаждала заявить о себе. Наталья Борисовна даже не пыталась отделить свое имя от Репина, и он оказался замешанным во все ее кулинарные и прочие новшества. Я слышал своими ушами в Крыму, в санатории, как, получив известие, что Репин скончался, одна вдова профессора, старуха, сказала другой:

Тот самый, что сено ел.

Услышав эту чудовищную характеристику Репина, я, конечно, не мог не подумать, что в подобной его репутации виновата, в сущности, Наталья Борисовна. Вся желтая пресса - «Петербургская газета», «Петербургский листок» и «Биржевка» - включала ее чудачества в число своих излюбленных сенсаций, главным образом потому, что могла пристегнуть к ним его знаменитое имя.

Розанов так и написал в одном пасквиле, что эта женщина «проглотила» Репина всего целиком.

«Много раз, - говорит в своей книге С. Пророкова, - описывались смехотворные подробности быта „Пенатов“ (то есть быта, устроенного Натальей Борисовной. - К. Ч.). Всюду висели объявления, плакаты, которые призывали гостей заниматься самообслуживанием, вроде „Не ждите прислуги, ее нет“. „Все делайте сами“, „Дверь заперта“.

Гость читал: „Ударяйте в гонг, входите и раздевайтесь в передней“. Исполнив это предписание, гость наталкивался на следующее объявление: „Идите прямо“, - и оказывался в столовой со знаменитым круглым столом, на котором вертелся круг, заменяющий, по мысли хозяйки, обслуживание прислуги. Здесь на особых полочках были положены разные яства, а в ящики складывалась грязная посуда.

По очереди за столом разливали суп разные люди, на кого выпадет жребий. Не умеющего сладить с этой сложной обязанностью штрафовали, заставляли тут же экспромтом произносить речь…

Можно один раз разыграть для смеха такую комедию. Но когда спектакль продолжается всю жизнь, он прискучивает… Прислуга в доме жила, не могли же все эти многочисленные блюда, приготовленные из сена, и котлеты из овощей появиться на столе по мановению руки хозяйки „Пенатов“, и не она сама после разъезда гостей мыла посуду. Все это делала прислуга, и только внешне дело изображалось так, что обходились без посторонней помощи».

Наталье Борисовне и в голову не приходило тогда, что она наносит ущерб имени Репина. Она была уверена, что пользуется этим именем отнюдь не для собственных выгод, а исключительно ради пропаганды благотворных идей, которые должны принести человечеству счастье.

Но, приняв газетную шумиху за славу, она мало-помалу дала волю своему честолюбию, очевидно, неудовлетворенному в юности. Ей понравилось быть модной фигурой, и тут же сказался третий ее недостаток - напыщенный и вычурный вкус. Эти «храмы Изиды», «Шехерезады», «Прометеи», «сестрицы», «тамтамы» (так назывался гонг, заменявший в «Пенатах» звонок), и «кооперативные восторги», и «бифштексы из клюквы» до такой степени не гармонировали с простым безыскусственным репинским стилем, что казались каким-то чужеродным наростом на биографии Репина.

Все это так, но я должен признаться, что мне, несмотря ни на что, было жалко ее так напрасно погибшую силу. В сущности, это была не злая и не глупая женщина. Вечно она хлопотала о каких-то сиротах, вечно помогала голодным курсисткам, безработным учительницам, о чем свидетельствуют многие ее письма ко мне. Самое лучшее, что можно сказать о ней: она часто не похожа на свои брошюры и памфлеты. Она читала мне отрывки из своего дневника, посвященные главным образом Репину и его окружению (1903–1909), и я был удивлен ее талантливостью: столько здесь было зоркого и меткого юмора, столько свежей женской наблюдательности. Да и в прочих ее писаниях чувствуется что-то не совсем безнадежное. Написала она не много, так как стала писательницей лишь на сороковом году жизни. В 1901 году вышла в свет ее повесть «Эта» с иллюстрациями Ильи Ефимовича. В 1904 году - «Крест материнства», тоже с его иллюстрациями. В 1910 году - «Интимные страницы». Писала она также и пьесы. Для постановки этих пьес Илья Ефимович приобрел на станции Оллила здание дачного театра - в сущности, обширный деревянный сарай, который Наталья Борисовна назвала «Прометей». Пьесы ее, поставленные в этом сарае, конечно, не делали сбора, но бездарными их невозможно назвать.

Словом, в качестве ближайшего соседа Натальи Борисовны, наблюдавшего ее несколько лет изо дня в день, считаю себя вправе настаивать, что личность ее не исчерпывалась ни «волшебными сундуками», ни «супами из сена», а тому, кто захочет осуждать ее за причуды и вычуры, все же не мешало бы вспомнить, что она заплатила за них своей жизнью.

Благородство своего отношения к Репину она доказала тем, что, не желая обременять его своей тяжкой болезнью, ушла из «Пенатов» - одна, без денег, без каких бы то ни было ценных вещей - и удалилась в Швейцарию, в Локарно, в больницу для бедных. Там, умирая на койке, она написала мне письмо, которое и сейчас, через столько лет, волнует меня так, словно я получил его только что.

«Какая дивная полоса страданий, - писала мне Наталья Борисовна, - и сколько откровений в ней: когда я переступила порог „Пенатов“, я точно провалилась в бездну. Исчезла бесследно, будто бы никогда не была на свете, и жизнь, изъяв меня из своего обихода, еще аккуратно, щеточкой, подмела за мной крошки и затем полетела дальше, смеясь и ликуя. Я уже летела по бездне, стукнулась о несколько утесов и вдруг очутилась в обширной больнице… Там я поняла, что я никому в жизни не нужна. Ушла не я, а принадлежность „Пенатов“. Кругом все умерло. Ни звука ни от кого».

От денег, которые послал ей Илья Ефимович, она отказалась. Мы, друзья Ильи Ефимовича, попытались было уверить ее, будто ей следует гонорар за первое издание репинской книги, вышедшей некогда под ее номинальной редакцией. Но она не приняла и этих денег.

«…Не могу себе представить, - писала она мне из того же Локарно, - какое я имею к ней (к книге. - К. Ч.) отношение, что за книга и об чем меня спрашивают. Вам представить легко, как я далека от вопросов издательства и как я изумлена таким странным явлением…

Написала стихи при 40 градусах „Песня бреда“… Ужасная вещь, от которой по спине холодно. Однако пора».

Через месяц она скончалась, в июне 1914 года, и по той грусти, которую я испытал, когда дошла до меня скорбная весть, я понял, что, несмотря на все ее причуды и странности, в ней было немало такого, за что я любил ее.

Нордман-Северова Н.Б. (бюст работы Репина, 1902)

Её ревновали, ей завидовали. И самое главное: ей не могли простить, что, живя рядом с гением, она не находила полного удовлетворения в том, чтобы ему служить. Однако, именно это стремление быть самостоятельной личностью и нравилось Репину в его спутнице.

Портрет писательницы Н.Б.Нордман-Северовой

Репин.1905 год

Наталья Борисовна Нордман (-Северова-писательский псевдоним) родилась в 1863 г. в Гельсингфорсе (Хельсинки) в семье русского адмирала шведского происхождения и русской дворянки; финляндским своим происхождением она всегда гордилась и любила называть себя «свободной финляндкой». Ее крестили ее по лютеранскому обряду, и ее крестным отцом стал сам Александр II; Она получила прекрасное домашнее образование, знала несколько языков, занималась музыкой, лепкой, рисованием.

В 1884 г., в возрасте двадцати лет, она отправилась на год в США, где работала на ферме. После возвращения из Америки играла на любительской сцене в Москве. Жила она у своей близкой подруги княгини М. К. Тенишевой. Там она погрузилась «в атмосферу живописи и музыки», увлеклась «балетными танцами, Италией, фотографией, драматическим искусством, психофизиологией и политической экономией.

Они встретились, когда Наталья Борисовна пришла в мастерскую Репина, сопровождая Тенишеву, портрет которой писал Илья Ефимович. А потом, в 1898 году, Нордман поехала провожать его до Одессы, когда Репин отправился в Палестину. Вскоре оказалось, что Наталья Борисовна ждёт от него ребёнка. Прожив всего два месяца, девочка умерла.

Она была моложе его на 19 лет.Не привлекательная, небогатая, но умная и активная, она обладала редким свойством внезапно превратиться в очаровательную женщину.

Чтобы стать невенчанной женой Репина, Наталья порвала со своей семьёй . В первый же год знакомства влюблённые вместе поселились в дачном посёлке Куоккала, а вскоре перебрались в купленное Репиным на имя Натальи Борисовны имение “Пенаты”. Здесь Репин создавал свои живописные полотна, а Наталья Борисовна писала книги, занималась фотографией, организовывала жизнь в доме.

В мастерской собирались многочисленные друзья Репиных. Здесь проводились знаменитые репинские «среды». Наталья Нордман была своеобразной женщиной: она сажала за общий стол прислугу, гостям предлагались блюда исключительно вегетарианской кухни, на столе стояли кушанья, приготовленные из сена, котлеты - из овощей. Гостям за столом не прислуживали, никто, кроме хозяина, не подавал им пальто.

Горький, Стасов, Репин, Нордман-Северова в Пенатах 18 августа 1904 г.

Социальные идеи находили отражение и в привычках ее языкового обихода. С мужем она была на «вы», мужчинам без исключения говорила «товарищ», а всем женщинам — «сестрицы».

И.Е.Репин и его жена Н.Б.Нордман-Северова (в центре) с гостями у знаменитого "крутящегося" стола,
сервированного к приему гостей. Куоккала.1900-е годы. К.К.Булла

В московской гостинице, где Репины остановились в декабре 1909 г., Нордман в первый день Рождества протягивала руки всем лакеям, швейцарам, мальчикам и поздравляла их с Великим Праздником.

« — А вот в Финляндии все же совсем другая жизнь, чем в России, — говорю я. — Вся Россия в оазисах господских усадеб, где до сих пор роскошь, оранжереи, персики и розы цветут, библиотека, домашняя аптека, парк, купальня, а кругом сейчас же непосредственно эта вековая тьма, нищета и бесправие. Вон у нас в Куоккала — соседи крестьяне, да они по-своему богаче нас. Какой скот, лошади! Сколько земли, которая минимум ценится по 3 руб. сажень. Сколько дач у каждого. И дача ежегодно дает рублей 400, 500. Зимой у них также хороший заработок — набивка ледников, поставка ершей и налимов в СПб. Каждый наш сосед имеет несколько тысяч годового дохода, и наши отношения к нему совершенно как к равному. Куда еще России до этого?! И мне начинает казаться, что Россия находится в эту минуту в каком-то междуцарствии: старое умирает, а новое еще не народилось. И мне жаль её и хочется поскорее из неё уехать.»**

Нордман отстаивала право женщины к самореализации помимо материнства, мечтала законодательным путем установить восьмичасовой рабочий день для домашней прислуги, работавшей по 18 часов.

В газетах быт Репиных описывался с комическим ужасом, многими деятельность Натальи Борисовны осмеивалась и осуждалась. А она была охвачена страстным стремлением заботиться о слабых, несчастных людях, считала своей семьёй практически чужих ей людей. С молодых лет она вечно кому-нибудь помогала: сиротам, голодным курсисткам, безработным учительницам. Словно чувствуя в ней спасительницу, вокруг вращались те, кому требовалась помощь любого рода.

Н.Б.Нордман-Северова в мастерской мужа, И.Е.Репина. Куоккала 1910. Булла

Литературные способности молодой жены поощрялись самим Репиным, он видел в ней талант. Это восхищение знаменитого художника неординарной личностью собственной жены осталось во многих портретах Натальи Борисовны: читающей, пишущей за столом, сидящей за роялем…Репин создал её скульптурный портрет, красивый по лепке, тонко прочувствованный. В течение пятнадцати лет он не переставал удивляться ее «жизненному пиру», ее оптимизму, богатству идеями и мужеству

Однако, оба они были людьми со сложными характерами, с оригинальными взглядами на жизнь, поэтому часто утомляли друг друга. Раздражаясь, затевали ссоры, которые обычно завершались разъездами.

Первые признаки чахотки у неё появились ещё в 1905 году. Заболевшую жену Репин на несколько месяцев отвез в Италию на лечение. Болезнь на время отступила, но потом появилась вновь. Нордман повторно уехала в Италию, а потом в Швейцарию. Репин, по воспоминаниям современников, расставался с женой без сожаления, отъезд как бы подводил черту под давно наметившимся разрывом.

Наталья Борисовна умерла в июне 1914 года.

Н.Б.Нордман-Северова со своей подругой артисткой Л.Б.Яворской во время прогулки.
Куоккала, имение "Пенаты" 1900-е, Булла

«Пусть ее проповедь была порой чересчур эксцентрична, казалась причудой, капризом — самая это страстность, безоглядность, готовность на всякие жертвы умиляла в ней и восхищала. И присмотревшись, вы видели в ее причудах много серьезного, здравого… Ко всякой пропаганде был у нее огромный талант.… Ее проповедь кооперации положила в Куоккале начало кооперативной потребительной лавки; она основала библиотеку; она много хлопотала о школе; она устраивала народный театр; она помогала вегетарианским приютам — все с той же всепожирающей страстью. Все ее идеи были демократичны…. Когда мне в "Ниве" попалась ее повесть Беглянка , я был поражен неожиданным ее мастерством: такой энергичный рисунок, такие верные, смелые краски. В ее книге Интимные страницы есть много очаровательных мест о скульпторе Трубецком, о разных московских художниках. Помню, с каким восхищением слушали в Пенатах писатели (среди которых были очень большие) ее комедию Деточки . У нее был хваткий наблюдательный глаз, она владела мастерством диалога, и многие страницы ее книг — настоящие создания искусства. Она могла бы благополучно писать том за томом, как и прочие дамы-писательницы. Но ее тянуло к какому-то делу, к какой-то работе, где кроме издевательств и брани она не встретила до гроба ничего» . *К. И. Чуковский

*К. И. Чуковский. Воспоминания о Репине.

**Н.Б.Нордман “Интимные страницы”

Программа Екатерины Павловой "Спутницы великих. Наталья Нордман
Часть 1

Часть 2

Многие недоумевали, что красавец-художник нашел в этом шумной простоватой дурнушке. Но между ними вспыхнули настоящие чувства, испепелившие со временем их обоих. Натали Нордман и Илья Репин прожили вместе 15 лет, а в память об их союзе остались лишь картины и письма, конверты с которыми она даже не открывала.

Любовь, как наваждение

Они впервые встретились, когда Илья Репин писал портрет княгини Тенишевой. Чтобы княгиня не скучала, он приглашал в компанию кого-нибудь из знакомых, кто мог бы развлекать ее во время сеанса. Впрочем, он так поступал всегда, чтобы портретируемые сохраняли вполне естественное выражение лица.

Мария Тенишева привела как-то с собой подругу, уверяя художника, что уж с ней-то скучать точно не придется. Однако через несколько дней Репин написал княгине письмо, прося никогда больше не приводить в мастерскую «эту».

Когда и при каких обстоятельствах стойкая неприязнь переросла в глубокие нежные чувства, остается неизвестным. Но вскоре Натали Нордман уже сопровождала художника в Одессу, откуда он должен был отправиться в путешествие по Палестине.

«Пенаты»

В 1899 году Натали забеременела, Илья Репин, любивший детей безмерно, был счастлив. У них родилась дочь. По одним сведениям ее назвали Еленой, по другим – Натальей. Однако девочка скончалась через два месяца, а художник решил, что юная особа, пережившая горе после потери малышки, нуждается в его заботе, участии и утешении. Сама Наталья не особо горевала, ведь она совсем не успела привязаться к девочке, да и тяги к материнству она не испытывала. Он купил на ее имя дом в Куоккале с большим участком, который они позже назвали «Пенаты».

Именно в «Пенатах» проведут художник и его муза 15 лет счастливой жизни. Им не мешала ни 19-летняя разница в возрасте, ни разность взглядов на жизнь. Они были счастливы, были вместе и наслаждались своим домом, который хранили, по их мнению, пенаты – римские покровительницы домашнего очага.

Женские реформы

Друзья Репина, его ученики, литераторы и искусствоведы с удивлением замечали, насколько изменилась жизнь художника с появлением Натали. Многие считали ее невоспитанной и слишком экзальтированной.

Однако сам художник явно был счастлив, он отмечал необычайную живость своей супруги, которая проявлялась в ее жажде ко всему: стихам, танцам, окружающему миру.

Поначалу ее экстравагантность забавляла Илью Ефимовича, он находил в этом некую изюминку и потакал милым оригинальностям жены. Впрочем, супругой она была ему гражданской, так как после развода с первой супругой художник не мог венчаться.

В Пенатах Наталья Борисовна уравняла прислугу с именитыми гостями, и развесила везде объявления, что гостям нужно самим себя обслуживать. По средам, которые были заведены ею для светских вечеров и деловых встреч, гостей изредка мог встретить сам Илья Ефимович, он же принимал у своих визитеров пальто и провожал в гостиную. Но чаще всего посетители сами раздевались и проходили вглубь дома. На обеде им никто не прислуживал, так как все, в том числе и слуги, сидели за одним вертящимся столом а странный суп из сена разливал тот, на кого выпадал жребий.

Наталья Борисовна объявила себя вегетарианкой и на приемах угощала овощными блюдами и супом из настоящего сена. Илья Ефимович вынужден был лакомиться мясом либо в гостях в отсутствие Натальи Борисовны, либо в питерских ресторанах.

Впрочем, и супруга его была далеко не безгрешна. По воспоминаниям М.К. Куприной-Иорданской, первой жены Куприна, в спальне у вегетарианки на туалетном столике стояли бутылка коньяка и блюдо с бутербродами с ветчиной. Наталья Борисовна просила своих гостей не рассказывать о ее пищевом предательстве Репину.

Насильственная демократия

Натальи Борисовны всегда было слишком много. Она все делала нарочито напоказ, громко и публично. Она несомненно, любила своего мужа, но зачастую не замечала, что заставляет его испытывать неловкость перед знакомыми, а то и вовсе мешает работать.

На Рождество, приезжая в Москву в гости она первым делом громогласно и долго поздравляла всю прислугу, сокрушаясь, что богачи даже праздник у бедных отобрали. Илья Ефимович краснел и смущался.

Наталья Борисовна Нордман-Репина
(1863-1914)

Репин Илья Ефимович
Портрет Натальи Борисовны Нордман

Дочь адмирала Наталья Борисовна Нордман происходила из обрусевшего шведского рода. В русской литературе она осталась Натальей Северовой, написавшей немало памфлетов, повести «Эта», «Крест материнства», «Интимные страницы», несколько пьес.

Наталья Борисовна вечно хлопотала о каких-то сиротах, помогала голодным курсисткам, безработным учительницам. Художник Илья Репин, по свидетельству Корнея Ивановича Чуковского, «проводил с ней все свое свободное время».

Вот и в Париж, на Всемирную художественную выставку 1900 года, где он был членом международного жюри, Репин поехал вместе с Натальей Северовой. В том же году Илья Ефимович поселился с ней под Петербургом – в дачном месте Куоккала. Ныне оно называется Репино.

Восхищение художника личностью любимой женщины осталось во множестве портретов Натальи Борисовны: читающей, сидящей за роялем, слушающей замечательных репинских друзей, что-то пишущей за маленьким, педантично строгим столом, в углу которого стоит вазочка с цветами… В 1902 году Репин создал и ее скульптурный портрет, красивый по лепке и тонко прочувствованный.

Репин Илья Ефимович
Автопортрет с Натальей Борисовной Нордман

Затем изобразил себя с женой на балконе.

Художник частенько жалел, что его любимая не получила прочного систематического образования. «Что могло бы из вас выйти! – говорил он. – Вам необходим правильный, ежедневный труд». Хотя, если говорить об образовании, стоит упомянуть, что Нордман владела шестью языками настолько хорошо, что переводила Репину зарубежные газеты прямо с листа!

Наталья Борисовна рано осталась без отца. Несмотря на весьма ограниченные средства, ее мать продолжала выезжать в свет, а дочери внушала, как сказано в одной книге, «барское отношение ко всякому труду». Поощряемая Ильей Ефимовичем, Нордман как раз и стала заниматься литературой. Она писала романы, повести, эссе, трактаты, появлявшиеся с иллюстрациями Репина. Была замечательным фотографом в ту пору, когда и мужчины редко умели пользоваться фотоаппаратом.

На ее снимках мы видим, как Репин шагает в весеннем плаще по валунам среди сосен, как он отправляется на лыжную прогулку – в шароварах, в какой-то крылатой куртке, спортивной шапочке; как, стоя босыми ногами в земле, подвернув брюки, копает пруд вместе с рабочими…

Об отношении Натальи Борисовны к Репину свидетельствует ее запись в дневнике:

«…Уже не боюсь его и совместной жизни. Только ее и желаю и думаю, что она могла бы быть очень счастливой».

В конце 1900 года художник поселился в имении Нордман в Финляндии, в ставших знаменитыми Пенатах.

В имении к дому была пристроена мастерская, выходившая в парк, устроенный, благодаря трудам Натальи Борисовны, с прудами, мостиками, террасами и беседками. Здесь Северова писала свои книги, собирала в один альбом, дошедший до наших дней, все опубликованное о муже; здесь Репины принимали друзей – Горького с М. Ф. Андреевой, Стасовых, Чуковских, Леонида Андреева…

В. В. Стасов говаривал про Наталью Борисовну: «она парень недурной, даже интересный». Среди русской интеллигенции были популярны репинские «среды», на которых могли появиться даже неприглашенные. Особенно весело бывало на Рождество.

«Мерцали огни елки, а кругом носились, прыгали и кружились пары, – описывала подруге один из новогодних праздников Наталья Борисовна. – И. Е. отбивал отчаянного трепака…»
Бульварные репортеры нередко подсмеивались над женой Репина. Она сажала за общий стол прислугу, настаивала на вегетарианской кухне, утверждала, что любого человека обогащает участие в самодеятельном искусстве.

И в Пенатах, как называли хозяева свою дачу, не только пел Шаляпин и читала лермонтовские стихи Мария Федоровна Андреева, но играли на гармониках и балалайках садовники и дворники, плясали свои народные танцы латыши-плотники и финки-поварихи, устраивались елки и хороводы. Гостям не прислуживали за столом; никто, кроме хозяина, не подавал им пальто.

Всюду висели плакаты: «Не ждите прислуги, ее нет», «Все делайте сами», «Ударяйте в гонг, входите и раздевайтесь в передней» и т.д. Хозяйка раздавала гостям свою брошюру под названием «Я никого не ем!»

«Можно один раз разыграть для смеха такую комедию, – считает биограф художника Софья Пророкова. – Но когда спектакль продолжается всю жизнь, он прискучивает… Прислуга в доме жила, не могли же все эти многочисленные блюда, приготовленные из сена, и котлеты из овощей появиться на столе по мановению руки хозяйки Пенат, и не она сама после разъезда гостей мыла посуду. Все это делала прислуга, и только внешне дело изображалось так, что обходились без посторонней помощи».

Горький Алексей Максимович, Андреева М.Ф.,
Нордман Н.Б. и Репин Илья Ефимович
(фотография в мастерской Репина в Пенатах, 1905)

«Когда в Куоккале жил А. М. Горький, – вспоминала М. К. Куприна-Иорданская, первая жена А. И. Куприна, – мы с Александром Ивановичем сперва заезжали к нему обедать, и он говорил нам: «Ешьте больше, ешьте больше! У Репина ничего кроме сена не получите!»

Когда художник приезжал в Петербург к своим друзьям Антокольским, то с удовольствием вкушал там хорошо зажаренный бифштекс, прося только не рассказывать Наталье Борисовне об этом «падении». Сама она тоже была не прочь побаловаться в тишине чем-нибудь вкусненьким.

«Некоторых гостей, в том числе и меня с Александром Ивановичем, Нордман-Северова приглашала к себе в спальню, – продолжает М. К. Куприна-Иорданская. – Здесь у нее, в ночном столике, стояла бутылка коньяку и бутерброды с ветчиной. «Только, пожалуйста, не проболтайтесь Илье Ефимовичу!» – говорила она».

В газетах быт Репиных описывали с комическим ужасом, утверждая, что супруга приказывает престарелому художнику «есть сено» и «купаться в колодце». Страстное стремление хозяйки Пенат заботиться о слабых и считать своей семьей практически чужих ей людей почему-то вызывало презрение и подозрительность журналистов.

Портрет Надежды Борисовны Нордман-Северовой

Зимой 1910 года Нордман арендовала в поселке Оллила деревенский летний театр, который вскоре был куплен Репиным на ее имя. Там читали лекции Чуковский и ученые, с которыми дружил художник. В 1911-м в этих местах был устроен первый детский сад. Нордман и ее помощницы приходили пять раз в неделю, чтобы заниматься с детьми. Правда, Наталья Борисовна осталась недовольна этим опытом.

Ее суматошная общественная деятельность со временем начала утомлять Репина, он часто бывал раздраженным. И Нордман решила ненадолго уехать, чтобы прекратить начавшиеся ссоры. Оказалось – навсегда…

Первые признаки чахотки появились у нее еще в 1905-м. Тогда художник повез Наталью Борисовну в Италию, где они пробыли несколько месяцев. А теперь болезнь подступила к ней вплотную, и Нордман вновь уехала лечиться в Италию, а затем в Швейцарию. Сначала врачи обещали выздоровление, но вот возвратились нераспечатанными репинские письма к жене, а вскоре пришла телеграмма со страшной вестью: 28 июня 1914 года, опекаемая семьей Петра Кропоткина, Наталья Северова умерла на чужбине.

Портрет писательницы Наталии Борисовны Нордман-Северовой, жены художника
1911
Художник: Репин Илья Ефимович

Ее похоронили в Орселино. Репин хлопотал о швейцарской визе, просил не хоронить Наталью Борисовну без него, но все-таки опоздал. Он пошел на кладбище и зарисовал в дорожный альбом могилу женщины, с которой прожил пятнадцать, в общем-то счастливых лет.

Илья Ефимович вернулся в Пенаты накануне своего семидесятилетия. Он прожил еще шестнадцать лет, окруженный друзьями и почитателями, к нему переехали дочери…
Репин все чаще вспоминал любимую женщину.

«Осиротелый, я очень горюю о Н. Б. и все больше жалею об ее раннем уходе, – признавался он. – Какая это была гениальная голова и интересный сожитель!»

Однажды в усадьбу залетела серая пичужка и, посидев на бюсте Нордман, стоявшем перед окнами, улетела в сад. «Может быть, это ее душа сегодня прилетела…» – тихо молвил Илья Ефимович.

Пенаты, по завещанию Натальи Борисовны, по смерти художника передавались Академии художеств с тем, чтобы здесь был дом-музей И. Репина. Сам же он лишь просил разрешения быть похороненным в том самом саду около дома, где, несмотря ни на что, был так счастлив.

После 1918 года Пенаты оказались на финской территории. Здесь жил сын художника, Юрий Ильич Репин. Оторванный от Родины, оставшийся в полном одиночестве и вынужденный жить в приюте для стариков, он разбился в 1954 году, выпав из окна…

Портрет писательницы Н.Б.Нордман-Северовой
1905
Художник: Репин Илья Ефимович

За чтением (Портрет Наталии Борисовны Нордман)
1901
Художник: Репин Илья Ефимович

Имя в истории

Наталия Перевезенцева, член Союза писателей Санкт-Петербурга. Автор книг по истории Петербурга и Ленинградской области, четырех сборников стихов, многих эссе и статей по истории нашего города, публиковавшихся в журналах и газетах. Постоянно участвует в передачах «Городской наблюдатель», посвященных истории и архитектуре Петербурга.

«ОНА НЕ НАХОДИЛА ПОЛНОГО УДОВЛЕТВОРЕНИЯ В ТОМ, ЧТОБЫ СЛУЖИТЬ ЕГО СЛАВЕ…»

К 1898 году Илья Репин достиг зенита своей славы. Каждая его картина становилась художественным событием. Под его кистью оживали великие князья и сам государь император Николай II, придворные красавицы, писатели, поэты, художники, меценаты. А еще - крестьяне, занятые своим повседневным трудом, озорные сельские девушки, любопытные ребятишки в холщовых рубахах. Вся Россия смотрит на нас с портретов, картин и эскизов Репина. Академик, признанный глава русской реалистической школы живописи, человек не бедный - что еще надо для счастья? Но именно в этом году в жизни Репина происходит резкий поворот. Связан он со сложностью семейных отношений. Уже давно между художником и его женой Верой Алексеевной назревает разлад. Делаются попытки к примирению, но безуспешно. Дочь Репина Вера вспоминала, что объяснения супругов были очень бурными: «За обедом тарелки летали». Именно в это время Репин знакомится с Натальей Борисовной Нордман.

Жизнь и приключения «свободной финляндки»

Наталья Нордман родилась в 1863 году в семье финского адмирала (шведа по происхождению) и русской дворянки. Позднее она любила называть себя «свободной финляндкой». Хотя девочку крестили по лютеранскому обряду, но ее крестным отцом был сам Александр II; Детство ее было обычным для ребенка из обеспеченной семьи: няньки, бонны, гувернантки. Наталья Нордман знала несколько языков, обучалась музыке и рисованию. Мать она видела редко и, видимо, впечатлительной девочке не хватало материнского внимания. Позднее она опишет это в пронзительном рассказе «Maman ».

Довольно рано в Наталье Нордман проявилось стремление к самостоятельности: в возрасте двадцати лет она уезжает в Америку и работает там на ферме, чтобы, как она считала «узнать жизнь». Затем, вернувшись в Россию, живет в Москве, играет на любительской сцене. Ей пророчили будущее комедийной актрисы. Она хорошо танцевала, но пойти в балет ей помешали лишь сословные предрассудки семьи. Наталья подружилась с известной меценаткой княгиней Марией Тенишевой, даже жила в ее доме. В это время Репин пишет портрет Тенишевой. На одном из сеансов присутствует Нордман, и ее рассказы так смешат и модель, и художника, что Репин отбрасывает кисть и заявляет, что не может работать. Видимо, живость и непосредственность молодой женщины, ее остроумие и даже некоторая экстравагантность, «богемность» привлекли внимание Репина. Художник был старше Нордман на девятнадцать лет, женат (и не собирался разводиться), обременен семьей. Наталью это не остановило. Невзирая на все условности, она стала невенчанной женой Репина.

«Репин ни на шаг от своей Нордманши…»

Жизнь знаменитости всегда на виду, всегда вызывает пересуды. И, как правило, женаты они не на тех. То слишком красива, как Наталья Гончарова, то - слишком деятельна и самостоятельна, как Наталья Нордман. Жена знаменитости должна быть смиренной служительницей своего супруга, обеспечивать ему семейный уют и условия для творчества. Но почему-то сами великие люди не очень-то тянутся к «серым мышкам» и связывают свою судьбу с женщинами яркими, эмоционально богатыми - иногда себе на горе, иногда - на горе им.

Союз Натальи Нордман и Ильи Репина продлился пятнадцать лет. Были в нем и горестные моменты, тщательно скрываемые от мира - например, смерть двухнедельной дочери. Но было много счастья, веселья, совместных путешествий, занятий общим делом. Бурная деятельная натура Натальи очаровывала, увлекала Репина. Он много рисовал ее - танцующей, сидящей с книгой в руках, смеющейся над какой-нибудь шуткой. Кое-кто из современников недоумевал - Наталья была некрасива по общепринятым стандартам. «Что он нашел в ней?» - злопыхательствовали даже близкие люди. «Репин ни на шаг от своей Нордманши (вот-то чудеса: уж подлинно, ни рожи, ни кожи, - ни красивости, ни ума, ни дарования, просто ровно ничего, а он словно пришит у ней к юбке)» - удивлялся Василий Стасов. «Эта женщина проглотила Репина целиком», - вторил ему Василий Розанов.

О жизни Репиных в усадьбе под Петербургом «Пенатах» ходили легенды. Порядки, заведенные в доме Натальей Нордман, вегетарианство, отрицание устоявшихся обычаев - все вызывало повышенный интерес тогдашней «желтой прессы». Сама Нордман с юмором говорила об этом в одном из своих выступлений: «Часто меня спрашивают устно и письменно, как это мы питаемся сеном и травами? Жуем ли мы их дома, в стойле, или на лугу и сколько именно? Многие принимают это питание за шутку, потешаются над ним, а некоторым кажется даже обидным, как это можно людям предлагать корм, которым до сих пор питались только животные!». Репин, кстати, одобрял вегетарианство из соображений здоровья, но Наталья - по морально-этическим причинам. Вообще, она многого не одобряла, например, отношения к прислуге. Хозяйка «Пенат» даже мечтала законодательным путем установить восьмичасовой рабочий день для домашней прислуги, работавшей по 18 часов, и желала, чтобы отношение «господ» к прислуге вообще переменилось, стало гуманнее. И ее слова не расходились с делом - в их с Репиным доме пальто и шляпу гость снимал самостоятельно, прислуга садилась за стол вместе с хозяевами, а сам стол был изготовлен таким образом, чтобы гости сами брали понравившееся блюдо, убирали использованную посуду в специальные ящики, доставали чистые столовые приборы. Корреспондент «Петербургской жизни» так описывал свой визит в «Пенаты» 01 сентября (19 августа) 1911 года:

«Начать с того, что при входе в дом никто не отворяет вам двери.

Прислуги нет и дверь незаперта.

В передней бросаются в глаза разные надписи:

- Просят крепче закрывать обе двери.

- Постучите, прежде чем войти в комнаты.

Проделав все эти церемонии и наслышавшись о разных других причудах знаменитого художника, вы все время настороже, чтобы не нарушить существующих правил.

Хозяйка зовет пить чай, и вы ждете, что она нальет вам чашку.

Напрасное ожидание:

- У нас все сами наливают себе чай, заявляет хозяин и тут же показывает пример.

Во время чаепития входит новая посетительница.

Желая быть кавалером, вы встаете, и предлагает ей свой стул.

- Не беспокойтесь, останавливает хозяин. - Каждый должен сам о себе заботиться.

Вы окончательно сконфужены и, покидая гостеприимный дом, стараетесь так выйти, чтобы никого не затруднить.

Вы уходите на цыпочках...»

Экстравагантная дама? Да, была в Наталье излишняя экзальтированность, которую подметил Корней Чуковский: «Всегда ей было необходимо фанатически веровать в какой-нибудь единственный рецепт для спасения людей и громко проповедовать этот рецепт как панацею от всех социальных недугов…». Но во всех своих начинаниях она была искренней, и слова у нее не расходились с делом. Если уж она решила, что нехорошо убивать животных ради того, чтобы одеваться в их шкуры, то - никаких шуб, а пальто надо подбивать сосновыми стружками. Вегетарианство - последовательное: под запретом не только мясо, но и масло, яйца, молоко, даже мед. Но хозяйкой она была действительно хорошей, и сумела внести в быт Репина упорядоченность, необходимую ему для работы. «Заведенные ею знаменитые среды в Пенатах, - вспоминает Корней Чуковский, - имели немало хорошего: они давали Репину возможность сосредоточенно работать во все прочие дни, не боясь никаких посетителей (ибо к среде приурочивались также и деловые свидания). Вообще она внесла в его жизнь немало полезных реформ, о которых он нередко упоминал с благодарностью». А ее увлечение фотографией очень пригодилось художнику, когда он писал многофигурную картину «Заседание Государственного Совета».

Так что никакого чуда в долголетней привязанности Репина к своей «Нордманше» не было - ему было просто интересно с ней.

«…она была трудолюбива и деятельна»

Часто, говоря о Репине и о его жизни с Натальей Нордман, только и вспомнят, что «суп из сена» или помпезный «храм Изиды», возведенный в саду «Пенат». Но нельзя забывать и о том, что Наталья Нордман была образованной женщиной, знавшей шесть языков, переводчицей, писательницей. Под псевдонимом «Северова» печатались ее повести, рассказы, статьи. Опять дадим слово Корнею Чуковскому: «Она читала мне отрывки из своего дневника, посвященные главным образом Репину и его окружению (1903-1909), и я был удивлен ее талантливостью: столько здесь было зоркого и меткого юмора, столько свежей женской наблюдательности… Написала она не много, так как стала писательницей лишь на сороковом году жизни. В 1901 году вышла в свет ее повесть "Эта" с иллюстрациями Ильи Ефимовича. В 1904 году - "Крест материнства", тоже с его иллюстрациями. В 1910 году - "Интимные страницы". Писала она также и пьесы». Пьесы ставились «для народа» в здании летнего театра на станции Оллила, которое Илья Ефимович приобрел специально для постановки этих пьес. Со свойственным ей стремлением к пышности и грандиозности театр, представлявший собой, в сущности, обширный деревянный сарай, был назван Натальей Нордман «Прометеем».

«Она могла бы благополучно писать том за томом, как и прочие дамы-писательницы. Но ее тянуло к какому-то делу, к какой-то работе, где кроме издевательств и брани она не встретила до гроба ничего».

Социальные идеи Нордман отражались и в ее речи. К мужу она обращалась на «вы», мужчин называла «товарищами», а всех женщин - «сестрицами». Она придумала и употребляла слово «работовзятели» вместо «работодатели». Ей претило, когда торговки-разносчицы называли её «барыней», она возмущалась тем, что в богатых домах существует «парадный» и «черный» вход. Побывав вместе с Репиным в гостях у писателя И. И. Ясинского, она с восторгом отметила, что у них подают обед «без рабов», т. е. без прислуги. (Идеи эти, видимо, носились в воздухе. Так, В. Ф. Булгаков, последний секретарь Толстого, сообщает, что Толстой однажды за обедом вдруг наклонился к сидевшему рядом гостю и шепотом, произнес: «Я думаю, что через 50 лет люди будут говорить: представьте, они могли спокойно сидеть и есть, а взрослые люди ходили, прислуживали им, подавали и готовили кушанья».)

Уже говорилось, что Наталья Нордман была убежденной последовательницей и пропагандисткой вегетерианства. 7 мая 1913 г. Нордман пишет знаменитому неврологу профессору В. М. Бехтереву с предложением учредить кафедру вегетарианства. Получив осторожный, но обнадеживающий ответ профессора, она сразу же набрасывает программу с перечнем тем, которые следует изучать на новой кафедре.

Судя по всему, Репин уважал Наталью Нордман, гордился ею, следил за ее литературными успехами и с удовольствием принимал участие в ее начинаниях, будь то устройство быта, борьба за права прислуги, вегетарианство или народный театр. До поры до времени…

«Теперь мы можем садиться, как вздумается...»

Пятнадцать лет совместной жизни - долгий срок даже для обычной семейной пары. А если оба - яркие личности со своими взглядами и желаниями, натуры творческие… Вряд ли мы узнаем, почему Илья Репин и Наталья Нордман расстались. Может быть, стареющий человек, устал от энергичной жизни, в которую его втягивала подруга. Может быть, сыграла свою роль болезнь Нордман - сильнейшая простуда (вспомним пальто, подбитое стружками), пневмония, туберкулез - и Наталья почувствовала, что муж охладел к ней… Во всяком случае и здесь она поступила так же благородно и бескомпромиссно, как всегда. Предчувствуя скорый конец, и не желая никого обременять своей болезнью, Наталья Нордман уехала в Швейцарию, не взяв с собой ни денег, ни ценных вещей. Там, в больнице для бедных в Локарно она и умерла, отказавшись от помощи, которую предлагали ей Репин, друзья и знакомые.

«…при всей своей преданности великому человеку, с которым связала ее судьба, она не находила полного удовлетворения в том, чтобы служить его славе…», - такой приговор вынес Наталье Нордман не только Чуковский, но и многие ее современники. Действительно, ужасное преступление - быть собой.

А что же Илья Ефимович Репин?

Он побывал у нее на могиле в Швейцарии, съездил в Венецию, затем вернулся в «Пенаты», поручив хозяйство своей дочери Вере Ильиничне. В последний раз дадим слово Корнею Чуковскому: «Возможно, что он и тосковал по умершей, но самый тон его голоса , которым он в первую же среду заявил посетителям, что отныне в Пенатах начнутся другие порядки, показывал, как удручали его в последнее время порядки, заведенные Натальей Борисовной. Раньше всего Илья Ефимович упразднил вегетарианский режим и по совету врачей стал есть в небольшом количестве мясо. Из передней был убран плакат: "Бейте весело в тамтам!" - и, сажая гостей за стол, художник с каким-то даже облегчением сказал:

- Теперь мы можем садиться, как вздумается...»