Что сделал понтий пилат в романе мастер. Анализ главы "Понтий Пилат" из романа М.А. Булгакова "Мастер и Маргарита". Одиночество – цена высокого положения в обществе
“В белом плаще с кровавым подбоем, шаркающей кавалерийской походкой, ранним утром четырнадцатого числа весеннего месяца нисана в крытую колоннаду между двумя крыльями дворца Ирода Великого вышел прокуратор Иудеи Понтий Пилат.” . М. А. Булгаков воссоздал образ живого человека, с индивидуальным характером, раздираемого противоречивыми чувствами и страстями. В Понтии Пилате мы видим грозного властелина, перед которым все трепещет. Он хмур, одинок, бремя жизни тяготит его. Римский прокуратор олицетворяет власть авторитарную. Тип власти, воплощенный в образе Понтия Пилата, оказывается более гуманным, чем современная Булгакову действительность, которая предполагала полное подчинение личности, требовала слияния с нею, веры во все ее догматы и мифы.
В Пилате Булгаков оставляет черты традиционного образа. Но его Пилат только внешне похож на этот образ. “Мы все время чувствуем, как Пилат захлестывается, тонет в своих страстях”. “Более всего на свете прокуратор ненавидел запах розового масла... Прокуратору казалось, что розовый запах источают кипарисы и пальмы в саду, что к запаху кожи и конвоя примешивается розовая струя.”. С особым вниманием и интересом Булгаков исследует причины той трагедии, которые проявляются в его думе. Булгаков намеренно представляет состояние Пилата как изнурительную болезнь. Но выводит болезненное состояние прокуратора за пределы приступа гемикрании к ощущению накопившейся усталости от жизни и занятия надоевшим ему делом. “Погружение в бессмыслицу существования, беспредельное одиночество Пилата осмысляется как естественное следствие подчинения надличностной идее, превращающей человека в функцию власти и государства”.
Булгаков испытывает его поступком, требующим свободного волеизъявления. Самой важной представляется Булгакову проблема свободы и несвободы человеческой личности. В. В. Химич отмечает, что “решение Булгакова художественно представлено развертывающейся в произведении картиной психологического проживания Пилатом внутреннего движения от несвободы к свободе. Пилат “утренний (определение А. Зеркенова) владеет над личностной истиной, его несвобода, отчетливо не осознаваемая им, словно отмечена трагическим знаком и на внешнем облике его и типе как бы насильственной внесенности в мир, который его отторгает” Писатель отмечает “кровавый подбой” плаща Пилата и его “шаркающую походку”. Булгаков собирает из отдельных штрихов психологический портрет человека, уничтоженного несвободой.
Писатель показал, что противоречия Понтия Пилата проявляются в каждой ситуации по-разному. Он каждый раз обнаруживает себя с неожиданной стороны. Одна художественная идея, все время ощущающаяся при раскрытии образа Понтия Пилата - это “идея детерминированности, полной зависимости действий героев, в том числе и Понтия Пилата, от обстоятельств жизни”.
В 1968 г. американский литературовед Л. Ржевский опубликовал статью “Пилатов грех: о тайнописи в романе М. Булгакова “Мастер и Маргарита”. Стремясь расшифровать историческую концепцию “древнейших глав”. Ржевский пришел к заключению, что ихструктурным стержнем является тема виновности Пилата, “Пилатов грех”. “Экзистенциальная трусость” прокуратора помещена в центр тайнописи всего романа, пронизывая все его компоненты.
Римский прокуратор - это первый, пусть и невольный, противник христианского учения. “Здесь он подобен, - как замечает Б. В. Соколов, - своему функциональному двойнику Сатане, т. е. антихристу, Воланду, с которым его роднит и общие для обоих германское происхождение” И хотя в тексте романа об этом говорится оно оказывается значимым в развитии образа Пилата. Прокуратор Иудеи однажды уже предал свой народ. “И память об этом предательстве, первой трусости, которую не могла покрыть последующая храбрость Пилата в рядах римских войск, вновь оживает тогда, когда Пилату приходится предать Иешуа, смалодушничав второй раз в жизни, подсознательно усиливая муки совести, душевные терзания прокуратора” Пилат и Воланд понимают справедливость учения Иешуа и начинают действовать в его интересах (Пилат организует убийство Иуды, а до этого пытается спасти Га-Ноцри; Воланд по поручению Иешуа дарует Мастеру заслуженную награду).
В связи с вопросом о параллелях образу Понтия Пилата в романе интересно мнение В. В. Новикова, утверждающего что “двойников и героев с подобной психологией и способом поведения” у него нет. Однако убедительность приведенных выше рассуждений В. В, Соколова не позволяет согласиться с позицией В. В, Новикова.
Итак, Пилат - носитель и олицетворение “самого странного порока” - трусости, как это становится ясным уже первым критикам, - центральный герой романа, присутствующий не только в “ершалаимских” главах, но - незримо и в повествовании о советской действительности, и в истории Мастера и Маргариты.
В сборнике обзоров АН СССР ИКИОН, посвященном 100-летию со дня рождения М. Булгакова проводится точка зрения одного из авторов, согласно которой “Мастер и Маргарита” являются романом о жизни Пилата и в композиционном плане представляет собой две крестообразно пересекающиеся оси. Одна ось - вертикальная, на одном полюсе которой - Христос, на другом - дьявол, а между ними мечется человек - типична для европейского романа. Однако, у Булгакова ее пересекает другая, горизонтальная, и на одном ее конце - человек, наделенный даром творчества, - Мастер. По правую руку у него - Христос, т. е. начало добра, позволяющее ему творить. По левую руку Мастера - дьявол, ибо “только дьявольское начало дает человеку - творцу Мастеру возможность проникнуть в самые тяжелые, самые страшные, самые мрачные тайны человеческой души”. На противоположном полюсе данной оси, по мнению критика, - “человеческий сор”. В центре этого композиционного креста - главный герой романа - Понтий Пилат, “безнадежно, безысходно” тянущийся ко всем четырем полюсам. Пилат полюбил, но не спас Христа, боясь за свое благополучие, поддаваясь дьявольскому наваждению. Он - между страхом и любовью, долгом и подлостью. С другой стороны, он - крупнейший чиновник, умный и волевой - не ничтожество, но и не талантливый человек, не творец. Он дважды совершает доброе дело - подвиг не с большой буквы, но и не в кавычках, не Христов и не дьяволов, - подвиг, достойный того положения администратора - солдата, которое он занимает: «В обоих случаях он дает распоряжение убить» посылая человека по следу Иуды и веля ускорить смерть Иешуа. За «пилатизм» - «то есть неспособность совершить подвиг настоящий, полноценный, в котором и речи не было бы о самом себе, о своей судьбе» (с. 168), «пилатизм», растворенный в воздухе современной писателю эпохи, и распинает пятого прокуратора Иудеи в самом центре композиционного креста М. Булгаков.
В Ряду писателей-современников Булгаков стоит как глубочайший исследователь, сосредоточивший свое внимание на феномене «слома» в человеческой судьбе и психике. Биографическое, историческое, вечное время взяты писателем под знаком странных смещений и разрушительных процессов. М. Булгаков сконцентрировал действие романа вокруг двух персонажей - Иешуа и Пилата.
Служебные обязанности Понтия Пилата свели его с обвиняемым из Галилеи Иешуа Га-Ноцри. Прокуратор Иудеи болен изматывающей болезнью, а бродяга избит людьми, которым он читал проповеди. Физические страдания каждого пропорциональны их общественным положениям. Всемогущий Пилат беспричинно страдает такими головными болями, что готов даже принять яд: «Мысль об яде вдруг соблазнительно мелькнула в больной голове прокуратора». А нищий Иешуа, хотя и бит людьми, в доброте которых он убежден и которым он несет свое учение о добре, тем не менее ничуть не страдает от этого, ибо физические учения только испытывают и укрепляют его веру. Иешуа поначалу всецело находится во власти Пилата, но затем, в ходе допроса, как отмечает В. И. Немцев, «само собой обнаруживала духовное и интеллектуальное превосходство арестанта и инициатива разговора легко переходит к нему»: «Мне пришли в голову кое-какие новые мысли, которые могли бы, конечно, показаться тебе либеральными, и я охотно поделился бы ими с тобой, тем более что ты производишь впечатление очень умного человека.». Первый интерес к бродяге у прокуратора обнаруживается тогда, когда выяснилось, что тот знает греческий язык, которым владели только образованные люди того времени: «Вспухшее веко (прокуратора - Т. Л.) приподнялось, подернутый дымкой страдания глаз уставился на арестованного».
На протяжении «исторической» части романа «Мастер и Маргарита» Понтий Пилат показан носителем практического разума. Нравственность в нем подавлена злым началом; в жизни прокуратора было, видимо, мало добра (ниже Пилата может пасть только Иуда, но о нем в романе разговор краток и презрителен, как, впрочем, о бароне Майгеле). Иешуа Га-Ноцри олицетворяет собой торжество морального закона. Именно он разбудил в Пилате доброе начало. И это добро побуждает Пилата принять душевное участие в судьбе бродячего философа.
Иешуа демонстрирует необычайную способность к предвидению и всепониманию - благодаря своим высоким интеллектуальным способностям и умению делать логические умозаключения, а также безграничной вере в высокую миссию своего учения: «Истина прежде всего в том, что у тебя болит голова, и болит так сильно, что ты малодушно помышляешь о смерти. Ты не только не в силах говорить со мной, но тебе трудно даже глядеть на меня. <...> Ты не можешь даже и думать о чем-нибудь и мечтаешь только о том, чтобы пришла твоя собака, единственное, по-видимому, существо, к которому ты привязан».
В. И. Немцев обращает наше внимание на очень важный момент: «... Всемогущий Пилат признал Иешуа равным себе (подчеркнуто автором). И заинтересовался его учением.» Далее следует уже не допрос, не суд, а беда равных, в ходе которой Пилат проводит практически здравое в этой ситуации намерение спасти ставшего симпатичным ему философа: «... В светлой теперь и легкой голове прокуратора сложилась формула. Она была такова: Игемон разобрал дело бродячего философа Иешуа, по кличке Га-Ноцри, и состава преступления в нем не нашел. <...> Бродячий философ оказался душевнобольным. Вследствие этого смертный приговор Га-Ноцри... прокуратор не утверждает».
Но он не в состоянии преодолеть страх перед долгом Каифы. В то же время прокуратора охватывает смутное предчувствие, что осуждение и казнь бродячего проповедника Иешуа Га-Ноцри принесет ему в будущем большое несчастье: «Мысли понеслись короткие, бессвязные и необыкновенные: «Погиб!», потом: «Погибли!..» И какая то совсем неясная среди них о каком-то долженствующем непременно быть - и с кем?! - бессмертием, причем бессмертие почему-то вызвало нестерпимую тоску».
Однако философ постоянно обостряет ситуацию. Видимо, клятвы для него, всегда говорящего только правду, не имеют смысла. Именно потому, когда Пилат предлагает ему поклясться, ни больше ни меньше, как для протокола допроса, Иешуа очень оживляется»: он предвидит спор - свою стихию, где можно будет полнее высказаться.
Понтий Пилат и Иешуа Га-Ноцри ведут дискуссию о человеческой природе. Иешуа верит в наличие добра в мире, в предопределенность исторического развития, ведущего к единой истине. Пилат убежден в незыблемости зла, неискоренимости его в человеке. Ошибаются оба. В финале романа они продолжают не лунной дороге свой двухтысячелетний спор, навечно их сблизивший; так зло и добро слились воедино в человеческой жизни. Это их единство олицетворяет Воланд - «воплощение трагической противоречивости жизни».
Пилат показывает себя антагонистом Иешуа. Во-первых, он проявляет еще белее худшее, «по мысли «автора» романа..., чем лень, да еще помноженная либо на естественный для каждого живого существа страх, либо на ложное желание оправдаться в нравственной ошибке, в основном перед самим собой, преступлении» К тому же, во-вторых, Пилат лжет просто по привычке, еще и манипулируя словом «правда»: «Мне не нужно знать, приятно или неприятно тебе говорить правду. Но тебе придется ее говорить, - хотя знает, что правду Иешуа уже сказал, да еще чувствует, что Иешуа через минуту скажет всю остальную, гибельную для себя, правду. И Иешуа сам выносит себе приговор, открыв Пилату свою дерзкую утопию: настанет конец императорскому владычеству, кесаревой власти. Совесть злого и жестокого человека разбужена. Мечта Иешуа поговорить с Крысобоем, чтобы растревожить в нм доброе сердце, превзошла самое себя: влиянию добра поддался еще более грозный и злой человек.
В романе происходит разложение образа Понтия - диктатора и превращение его в страдающую личность. Власть в его лице теряет сурового и верного исполнителя закона, образ приобретает гуманистический оттенок. Однако он быстро сменяется суждениями Воланда о божественной власти. Пилата ведет не божественный промысел, а случай (головная боль). Двойственная жизнь Пилата - неизбежное поведение человека, зажатого в тиски власти, своего поста. Во время суда над Иешуа Пилат с большей силой, чем прежде, ощущает в себе отсутствие гармонии и странное одиночество. Из самого столкновения Понтия Пилата с Иешуа драматически многомерно - явственно вытекает булгаковская идея от том, что трагические обстоятельства сильнее намерений людей. Даже такие властители, как римский прокуратор, не властны действовать по своей воле.
«Всесильный римский прокуратор Понтий Пилат, - считает В. В. Новиков, - вынужден подчиниться обстоятельствам, согласиться с решением иудейского первосвященника, послать на казнь Иешуа» Противоположной точки зрения придерживается Т. М. Вахитова: «Понтий озабочен лишь тем, что после казни Иешуа не найдется человека, который смог бы с такой легкостью снять приступ головной боли и с кем можно было бы с такой свободой и взаимопониманием беседовать о вопросах философских и отвлеченных».
Доля истины есть в каждой из названных точек зрения. С одной стороны, не стоит излишне идеализировать образ Пилата, оправдывать его, а с другой - не стоит его излишне принижать. На это указывает текст романа: «Все та же непонятная тоска... пронизала его существо. Он тотчас постарался ее объяснить и объяснение было странное: показалось смутно прокуратору, что он чего-то не договорил с осужденным, а может быть, что-то не дослушал».
Чувство вины, ответственности за какие-то критические моменты собственной жизни постоянно мучило Булгакова, послужило важнейшим импульсом в его творчестве от ранних рассказов и «Белой гвардии» до «Театрального романа». Этот автобиографический мотив многими нитями ведет к Пилату - тут и страх, и «гнев бессилия», и мотив поверженного, и еврейская тема, и проносящаяся конница, и, наконец, мучающие сны и надежда на конечное прощение, на желанный и радостный сон, в котором мучающее прошлое окажется зачеркнуто, все прощено и забыто.
Нравственная позиция личности постоянно в центре внимания Булгакова. Трусость в соединении с ложью как источник предательства, зависти, злобы и других пороков, которые нравственный человек способен держать под контролем, - питательная среда деспотизма и неразумной власти. «Значит, изъяны великого общества, очевидно, полгал и Булгаков, зависит от степени страха, владеющего гражданами». «Человека умного, смелого и благодетельного он (страх) способен превратить в жалкую тряпицу, обессилить и обесславить. Единственное, что может его спасти - внутренняя стойкость, доверие к собственному разуму и голосу своей совести» Булгаков неуступчиво ведет идею непоправимости лучившегося: Пилата, уже наверняка знающего о неправильности своего суда, он увлекает по ложному пути до конца, заставляя его делать шаг окончательно затягивающий его в пропасть: вопреки своему желанию, вопреки уже вызревающему нем знанию, что он погубит себя, «прокуратор торжественно и сухо подтвердил, что он утверждает смертный приговор Иешуа Га-Ноцри». Булгаков заставляет Пилата, уже знающего о несправедливости своего суда, самого читать смертный приговор. Этот эпизод выполнен в поистине трагических тонах. Помост, на который восходит прокуратор, подобен лобному месту, на котором «незрячий Пилат» казнит себя, более всего боясь взглянуть на осужденных. Поэтические контрасты: высоты и низа, крика и мертвой тишины людского моря, противостояние невидимого города и одинокого Пилата. « ... Настало мгновение, когда Пилату показалось, что все кругом вообще исчезло. Ненавидимый им город умер, и только он один стоит, сжигаемый отвесными лучами, упираясь лицом в небо». И далее: « Тут ему показалось, что солнце, зазвенев, лопнуло над ним и залило ему огнем уши. В этом огне бушевали рев, визга, стоны, хохот и свист». Все это формирует предельное психологическое напряжение, сцены, в которых Пилат стремительно двигается к страшной минуте, тщательно пытаясь задержать приближение ее. Сцена, истолкованная автором как крушение, катастрофа, апокалипсис, сопровождается эмоциональным спадом, своего рода размеренностью повествования, связанной с исчерпанностью конфликта.
«Судьбоносный поступок, разрешающий ситуацию выбора, вводит героя в зону переживания трагической вины, в круг страшнейшего противоречия его с человеческим в себе» Именно «экзистициональный аспект вины» важен в психологическом анализе Булгакова.
Булгаков включает психологический анализ в процесс «испытания идей». Развернутая в «Мастере и Маргарите» картина душевных мук Понтия Пилата, ставших следствием нравственного преступления прокуратора, перешагнувшего предел человечности представляет собой, в сущности, проверку и подтверждение истинности высказанных бродячим философом мыслей, за которые игемон отправил его на казнь: «... Прокуратор все силился понять, в чем причина его душевных мучений. И быстро он понял это, но постарался обмануть себя. Ему ясно было, что сегодня днем он что-то безвозвратно упустил, и теперь он упущенное хочет исправить какими-то мелкими и ничтожными, а главное, запоздавшими действиями. Обман же самого себя заключается в том, то прокуратор стремился внушить себе, что действия эти... не менее важны, чем утренний приговор. Но это очень плохо удавалось прокуратору».
Такое далекое от повседневной жизни прокуратора утверждение Иешуа, что «правду говорить легко и приятно», неожиданно превращается в истину, вне достижения которой становится немыслимым существование прозревшего Пилата. В Иешуа нет противоречия между временны и вечным - вот что делает образ абсолютным. Комплекс же Пилата состоит в разрыве между временным (власть императора Тиберия и приверженность ему) и вечным (бессмертие). «Трусость» - так называется этот комплекс в бытовом плане, он же осмысливается автором в плане онтологическом. «Принесение вечного в жертву временному, общечеловеческого - сиюминутному - наиболее общий смысл «пилатства»
Убийством Иуды Пилат не только не может искупить свой грех, но он и не в состоянии даже вырвать корни заговора Каифы, и в конце концов жены Синедриона добиваются, как известно, смены прокуратора. Пилат и Афраний пародийно как бы уподоблены первым последователям новой религии. Замышляемое или убийство предателя - пока что первое и единственное следствие проповеди и самой трагической судьбы Иешуа, как будто демонстрирующее неудачу его призывов к добру. Смерть Иуды не снимает бремени с совести прокуратора. Иешуа оказался прав. Не новое убийство, а глубокое искреннее раскаяние в содеянном в конце концов приносит Пилату прощение. Принимая решение и открещиваясь, таким образом, от бесконечных внутренних вопросов, Пилат ввергается в пучину злодеяний. Булгаков беспощаден к своему герою: он жестоко заставляет пройти его преступный путь до конца. Пилат стремится перед самим собой смягчить свою вину или перенести ее вовне. Пилат будет предпринимать бессмысленные попытки свести на нет странный смысл своего решения, но каждый раз он будет отбрасываем назад.
Пилат открыл Мастеру “тайну” «дьявольского характера действительности» и связанную с ней частицу собственной внутренней жизни: может ли он противостоять этой действительности, опираясь на внутреннее ощущение истины, и если может, то как? Как должно действовать добро, ибо действие как средство в доступном физическом мире носит дьявольский характер и в процессе своей реализации наверняка уничтожает цель, к которой стремятся. И тут оказывается, что защитить добро нельзя, оно не выработало свой способ действия, и это ощущается Булгаковым как «умывание рук», «дурная пилатчина»(трусость), предательство. Чувство личной вины за какие-то конкретные поступки, растворившись в творчестве, заместилось более общим чувством вины художника, совершившего сделку с сатаной; этот сдвиг в сознании человека наглядно выявляется в романе в том, что именно Мастер отпускает Пилата, объявив его свободным и сам остается в «вечном приюте». Б. М. Гаспаров пишет: «Человек, молча давший совершиться у себя на глазах убийству, вытесняется художником, молча смотрящим на все совершающееся вокруг него из «прекрасного далека» (еще один - гоголевский вариант фаустианской темы, весьма значимый для Булгакова), - Пилат уступает место Мастеру. Вина последнего менее осязательна и конкретна, она не мучает, не подступает постоянно навязчивыми снами, но это вина более общая и необратимая - вечная.»
Раскаянием и страданиями Пилат искупает свою вину и получает прощение. Делается намек на то, что Понтий Пилат и сам является жертвой. Такое наблюдение сделал в этой связи Б. М. Гаспаров: появление перед глазами Пилата видения - головы императора Тиберия, покрытого язвами, быть может, является отсылкой к апокрифическому сюжету, согласно которому больной Тиберий узнает о чудесном враче - Иисусе, требует его к себе и, услышав, что Иисус казнен Пилатом, приходит в ярость и приказывает казнить самого Пилата. В этой версии содержится очень важный для Булгакова мотив - предательство как непосредственная причина гибли, превращающая предателя в жертву и позволяющая синтезировать эти роли.
В. В. Потелин отмечает «два плана в развитии действия, которое отражает борьбу живущих в Пилате двух начал. И то, которое можно определить как духовный автоматизм, обретает над ним на какое-то время фатальную власть, подчиняя все его поступки, мысли и чувства. Он теряет над собой власть.» Мы видим падение человеческого, но потом же видим и возрождение в его душе генов человечности, сострадания, словом, доброго начала. Понтий Пилат совершает над самим собой беспощадный суд. Его душа переполнена добром и злом, ведущих между собой неотвратимую борьбу. Он - грешен. Но не грех сам по себе привлекает внимание Булгакова, а то, что за этим следует - страдание, раскаяние, искренняя боль.
Пилат проживает состояние трагического катарсиса, сближающее безмерное страдание и просветление от обретения желанной истины: «... он немедленно тронулся по светлой дороге и пошел по ней вверх прямо к луне. Он даже рассмеялся во сне от счастья, до того все сложилось прекрасно и неповторимо на призрачной голубой дороге. Он шел в сопровождении Банги, а рядом с ним шел бродячий философ. <...> И, конечно, совершенно ужасно было бы даже помыслить от том, что такого человека можно казнить. Казни не было! <...>
Мы теперь всегда будем вместе, проговорил ему во сне оборванный философ-бродяга, неизвестно каким образом ставший на дороге всадника с золотым копьем. Раз один - то, значит, тут же и другой! Помянут меня, - сейчас же помянут и тебя! Меня - подкидыша, сына неизвестных родителей, и тебя - сына короля - звездочета и дочери мельника, красавицы Пилы. - Да, уж ты не забудь, помяни меня, сына звездочета, - просил во сне Пилат. И, заручившись кивком идущего рядом с ним нищего из Эн-Сарида, жестокий прокуратор Иудеи от радости плакал и смеялся во сне».
Булгаков прощает Пилата, отводя ему такую же роль в своей философской концепции, как и Мастеру. Пилат, как Мастер, за свои страдания заслуживает покоя. Пусть этот покой выражается по-разному, но суть его в одном 0 каждый получает то, к чему стремится. Пилат, Иешуа и другие персонажи мыслят и действуют, как люди античности, и в то же время оказываются для нас не менее близкими и понятными, чем наши современники. В Финале романа, когда Иешуа и Пилат продолжают на лунной дороге свой тысячелетний спор, как бы сливаются воедино добро и зло в человеческой жизни. Это их единство олицетворяет у Булгакова Воланд. Зло и добро порождены не свыше, а самими же людьми, поэтому человек свободен в своем выборе. Он свободен и от рока, и от окружающих обстоятельств. А если он свободен в выборе, то полностью несет ответственность за свои поступки. Это и есть, по мнению Булгакова, нравственный выбор. И именно тема нравственного выбора, тема личности в «вечности» и определяют философскую направленность и глубину романа.
Апофеозом мужественной победы человека над самим собой называет В. В, Химич долгожданную прогулку по «лунной дороге» Мастер «отпустил им созданного героя. Этот герой ушел в бездну, ушел безвозвратно, прощенный в ночь на воскресенье сын короля-звездочета, жестокий пятый прокуратор Иудеи, всадник Понтий Пилат».
Нельзя не отметить родство событий, происходящих во «внутреннем» и «внешнем» романе, истории главных героев обоих этих срезов - Иешуа и Мастера. Это, в частности, обстановка города, не принявшего и уничтожившего нового пророка. Однако на фоне этого параллелизма выступает и важное различие. Иешуа в романе противостоит одна, и притом крупная личность - Пилат. В «московском» варианте данная функция оказывается как бы распыленной, раздробленной на множество «маленьких» пилатов, ничтожных персонажей - от Берлиоза и критиков Лавровича и Латунского до Степы Лиходеева и того персонажа вовсе уже без имени и лица (мы видим только его «тупоносые ботинки» и «увесистый зад» в полуподвальном окне), который мгновенно исчезает при известии об аресте Алоизия Могарыча»
Линия Пилат - Берлиоз проходит через злонравных героев, у которых, по выражению В. И. Немцева, практичный разум подавляет нравственный потенциал. Правда, у Арчибальда Арчибальдовича, Поплавского, отчасти Римского, еще осталась интуиция, а вот другие ее изжили в себе. И совсем уж коротка линия Иуда - Майгель. Враги Иешуа и Мастера образуют триаду: Иуда из Кариафа, работающий в лавке у родственников, - барон Майгель, служащий в зрелищной компании «в должности ознакомителя иностранцев с достопримечательностями столицы». - Алоизий Магарыч, журналист. Все трое - предатели. Иуда предает Иешуа, Могарыч - Мастера, Майгель - Воланда и его окружение, включая Мастера и Маргариту (хотя и безуспешно): «Да, кстати, барон, - вдруг интимно понизив голос, проговорил Воланд, - разнеслись слухи о чрезвычайной вашей любознательности. <...> более того, злые языки уже уронили слово - наушник и шпион».
Еще один из таких «пилатиков» - Никанор Иванович Богост - тоже «сквозной» герой, который завершает галерею булгаковских управдомов: «барамковского председателя» из «Воспоминания», Егора Иннушкина и Христа из “Дома эльпий”, Швондера из «Собачьего сердца», Аллилуи-Портупеи из «Зойкиной квартиры». Видимо, натерпелся от управдомов и председателей жилтоварищества Булгаков: каждый из предшественников Босого, да и сам Никанор Иванович - резко отрицательные, сатирические персонажи.
Не случайна и не придумана история со сдачей валюты. Такие «золотые ночи» проходили в действительности в начале 30-х годов. Это было беззаконием, но неизбежной проверкой, после которой страдали невинные люди. Если мастер - неполное подобие Иешуа, то безымянные редакторы, писатели, награжденные «никуда не ведущими фамилиями (по Флоренскому), должностные фигуры вроде Степы Лиходеева и Босого - все это маленькие прокураторы, единственным содержанием жизни которых стали трусость и ложь. Ничего человеческого не осталось в Степе Лиходееве. «Его жизненное пространство поэтому было целиком занято теневыми, негативными, «нечистыми» двоиниками. Его «низом».
Жулик - буфетчик вдарьте, Андрей Докич Соков, день и ночь думает, как оправдаться перед ревизором, который накроет его, сбывающего тухлятину под видом «второй свежести». И оправдание у него всегда на готовое. Думать думает, а вслух не говорит. Вот тут Воланд и произносит свой знаменитый афоризм: «Вторая свежесть - вот это вздор! Свежесть бывает только одна - первая, она же и последняя».
Все эти люди пытаются утвердить упорядоченный, иерархически структурированный мир, который держится на авторитетах, на регламенте, пытаются задать массовому человеку стереотипы поведения. «Но их сила - это сила конформизма, не проникающая в глубины человеческой души» Впрочем, они понимают иллюзорность своих резонов, они «по должности» лгут другим и себе, зная при этом, что их «ценности» условны. У каждого из них по своему болит голова, изнемогая в конфликте с побеждающим, неукротимым враждебным; и каждый из них в конечном счете покоряется ему. Пилат превращается в «пилатишку» - словечко, изобретенное Левровичем в ходе кампании травли Мастера и характеризующее как будто бы (как думает Лаврович) именно Мастера (подобно тому, как Иешуа в Ершалаиме получает «официальное» наименование «разбойник и мятежник»). В действительности же Лаврович (как раньше Берлиоз), сам того не ведая, произносит пророческое слово о самом себе и своем мире.
Понтий Пилат в романе М. А. Булгакова. Римский всадник, правитель Иудеи Понтий Пилат, герой романа М. А. Булгакова «Мастер и Маргарита» - реальная историческая личность, чье правление было жестоким, сопровождалось многочисленными казнями без суда. Согласно Новому Завету, Понтий Пилат приговорил к казни Иисуса Христа, а потом ритуально умыл руки, показывая свою невиновность.
Этот образ появляется в романе в тесной связи с образом Иешуа Га-Ноцри: «Мы теперь будем всегда вместе… Раз один - то, значит, тут же и другой! Помянут меня, - сейчас же помянут и тебя! Меня - подкидыша, сына неизвестных родителей, и тебя - сына короля звездочета и дочери мельника, красавицы Пилы», - говорит Пилату во сне Иешуа.
Таким образом, для Булгакова Пилат, которому в Евангелии уделено не так уж много времени, - один из главных героев романа. Его занимает вопрос о реальности произошедших событий, библейские главы в романе оказываются для Ивана Бездомного подтверждением существования Христа.
В процессе создания романа писатель ознакомился с поэмой Г. Петровского «Пилат». Автор поэмы также изображает Пилата сочувствующим Иисусу, а не воспринимающим его действия как угрозу свержения власти. Трусливый прокуратор не смог бороться за Иисуса против синедриона - так же, как и в романе Булгакова, в поэме Петровского за Пилатом признается этот порок.
Взгляд писателя на события, «евангелие от Булгакова» - это не просто спор героев о существовании Христа. Автор поднимает вечные темы - тему трусости, предательства, отношений человека и власти, неправедного суда.
Образ Пилата волей автора наделен многочисленными мелкими подробностями, которые делают его рельефнее, понятнее читателю. Благодаря Булгакову герой его романа видится более человечным, нежели в Новом Завете. У него есть слабые стороны - ему присущи сомнения, колебания, он, жестокий прокуратор, испытывает большую привязанность к своей собаке, его волнует не только участь Иешуа, но и судьба его ученика Левия Матвея. В конце концов у Пилата есть совесть и она его мучает. Пилат не считает виновным Иешуа, потому что видит: этот человек просто не умеет лгать, его душа чиста. Он отдает Иешуа на казнь против своей воли, утвердив смертный приговор Синедриона, став невольным палачом.
Автор подчеркивает мельчайшие оттенки настроения героя в процессе принятия нелегкого решения, которое очень тяжело ему дается. Он не может пожертвовать карьерой ради спасения Иешуа, но в нем еще осталось что-то человеческое. Фигура Пилата в романе неоднозначна. Вначале мы видим всадника Золотое копье, жестокого прокуратора «в белом плаще с кровавым подбоем», что символизирует его кровавые деяния. Потом мы видим в нем человека, подверженного слабостям и болезням, а позже и страдающего. Читатель видит, как меняется прокуратор в беседе с Иешуа. Вначале его занимает лишь одна мысль - о том, чтобы скорее кончился допрос. В этот момент арестованный и обреченный Иешуа жалеет его и сопереживает, точно определив его состояние: «Истина прежде всего в том, что у тебя болит голова, и болит так сильно, что ты малодушно помышляешь о смерти. Ты не только не в силах говорить со мной, но тебе трудно даже глядеть на меня. И сейчас я невольно являюсь твоим палачом, что меня огорчает. Ты не можешь даже и думать о чем-нибудь и мечтаешь только о том, чтобы пришла твоя собака, единственное, по-видимому, существо, к которому ты привязан. Но мучения твои сейчас кончатся, голова пройдет».
Эта казнь становится поворотным событием в жизни Понтия Пилата, она не дает ему покоя всю жизнь, ведь он казнил невиновного, чье преступление не заслуживало такого наказания. Чтобы искупить свою вину, Пилат приказывает убить Иуду, но этим не возвратить Иешуа, и двенадцать тысяч лун прокуратор страдает…
Воланд рассказывает, что происходит с Пилатом: «Он говорит одно и то же, он говорит, что и при луне ему нет покоя, и что у него плохая должность. Так говорит он всегда, когда не спит, а когда спит, то видит одно и то же - лунную дорогу и хочет пойти по ней и разговаривать с арестантом Га-Ноцри, потому что, как он утверждает, он чего-то недоговорил тогда, давно, четырнадцатого числа весеннего месяца нисана. Но, увы, на эту дорогу ему выйти почему-то не удается и к нему никто не приходит. Тогда, что же поделаешь, приходится разговаривать ему с самим собою. Впрочем, нужно ка-кое-нибудь разнообразие, и к своей речи о луне он нередко прибавляет, что более всего в мире он не-| навидит свое бессмертие и неслыханную славу». Попытка оправдаться своей «плохой должностью», такой же, как у кентуриона Марка Крысобоя, не мо-жет заглушить голоса совести. Даже омовение рук т не позволяет ему снять со своей совести этот тяжкий грех. Бессмертие - вот какое самое тяжкое наказание получает Пилат. Иешуа приходит к нему в видениях до тех пор, пока Пилат, освобожденный мастером, не присоединяется к Га-Ноцри на лунной дорожке не только в видении, но и на самом деле. Тогда Пилат обретает покой, заверенный Иешуа в том, что казни не было. Финал приносит Пилату прощение.
Булгаков пренебрегает многими евангельскими фактами ради раскрытия образа Пилата. В отличие от Иешуа автор осуждает своего героя. Ему важно провести параллель между тем временем и Москвой 20-х годов, в доказательство того, что люди остались такими же, а трусость всегда остается самым тяжелым пороком.
Понтий Пилат
МАСТЕР И МАРГАРИТА
Роман (1929—1940, опубл. 1966—1967)
Понтий Пилат — прокуратор Иудеи (исторический Пилат пребывал в этой должности в 26— 36 гг.); «сын короля-звездочета и дочери мельника красавицы Пилы» — имя героя составлено из имен родителей (Пила и Ат); в то же время прозвище «всадник Золотое Копье» актуализирует связь имени с лат. pilum — копье. Характерная деталь облика П. — «белый плащ с кровавым подбоем», символизирующим неразрывную связь святости и крови. П. — главный герой повествования Воланда и романа мастера; с ним связана одна из важнейших у Булгакова морально-психологических проблем — вина за преступную слабость, приведшую к гибели невиновного человека. В начале романа символом мизантропии и пессимизма П. (он привязан лишь к своему псу Банге) предстает «гемикрания» — жестокая мигрень. Допрашивая Иешуа, П. убеждается не только в его невиновности, но и в том, что тот единственный, кто в состоянии излечить его головную боль. Тем более тягостна для него неизбежная гибель Иешуа: несмотря на свое высокое положение наместника в колонии, П. соглашается на казнь под давлением первосвященника Каифы и сам объявляет приговор на площади. По приказу П. страдания Иешуа и двух распятых вместе с ним разбойников сокращены: их убивают. По его же приказу сотрудники тайной службы прокуратора убивают и Иуду, спровоцировавшего Иешуа и выдавшего его иудейской страже. П. же придумывает версию о самоубийстве Иуды. После казни и погребения Иешуа П. встречается с Левием Матвеем, сообщает ему правду об убийстве Иуды и читает записанные Левием слова Иешуа о том, что одним из главных пороков человека является трусость; эти слова П. относит прежде всего к себе самому. Испытывая муки раскаяния, он более всего на свете хотел бы «отменить» казнь. Просидев «двенадцать тысяч лун» в горах, П. по просьбе мастера и Маргариты освобожден и получает возможность вновь встретиться с бродячим философом. В своем ежегодном сне в ночь весеннего полнолуния Иван видит их идущими по голубой дороге к луне. Как роман мастера, так и весь роман в целом завершаются словами: «пятый прокуратор Иудеи всадник Понтий Пилат».
Все характеристики по алфавиту:
- - - - - - - - - - - - - -
Понтий Пилат – прокуратор Иудеи, персонаж романа М. А. Булгакова «Мастер и Маргарита», реальная историческая личность. Характерная деталь в облике героя – белый плащ с кровавым подбоем, что символизирует связь святости с кровью. С этим героем связана одна из важнейших морально-психологических проблем в романе – это преступная слабость, которая привела к казни невинного человека.
Будучи мизантропом и пессимистом, прокуратор был привязан лишь к своему псу Банге и постоянно страдал от жестокой мигрени. Однако Иешуа Га-Ноцри удалось на время излечить его, отчего он убедился не только в невиновности арестанта, но и в его чудодейственной силе. Если бы не одно обстоятельство, Понтий Пилат был готов подписать оправдательный приговор обвиняемому и отослать его в Кемарию Стратонову, где находилась резиденция прокуратора.
По сравнению с историческим прототипом, булгаковский герой был немало облагорожен. Так, например, в подтексте не указывались его жажда наживы и любовь к взяточничеству, из-за которых прокуратор был позднее смещен с поста. По средневековой легенде имя героя происходило от имен его родителей – Пила (дочь мельника) и Ат (король-звездочет). В Ершалаиме его принято было называть не иначе, как игемон.
Один из главных героев романа Булгакова «Мастер и Маргарита» — пятый прокуратор Иудеи, всадник Понтий Пилат.
Прежде всего отмечу необыкновенную не только физическую, но и психическую силу натуры. Думается, только благодаря ей «плод запретной любви» — внебрачный сын «короля-звездочёта и дочери мельника, красавицы Пилы» — смог достичь своего положения.
В прошлом это опытный и мужественный воин. Его голос сорван командами не только в сухой пыли городов, но и в страшном месиве схваток с дикими и воинственными германцами, то и дело осаждающими северные рубежи Империи.
Можно не сомневаться: не один лишь командир первой кентурии, гнусавый урод Марк, метко прозванный Крысобоем (чуть было не расставшийся с жизнью в Долине Дев), а десятки, если не сотни соратников Пилата — воины всех подчинённых ему кентурий — самой своею жизнью обязаны этому человеку — всаднику Золотое копьё, не предавшему ни одного из них.
Равно Пилат и могущественный деятель. Железной рукой вершит он судьбы вверенных ему областей. Природный ум, сильная воля и житейский опыт позволяют прокуратору с лёгкостью выходить из самых затруднительных ситуаций. Задолго способен он предсказать ход текущих событий, привык быть хозяином положения, при случае не побоится и взять ответственность на себя.
Правда, Пилат вспыльчив, и окружающие не всегда способны предугадать, в сколь причудливые формы изольётся его гнев. В минуты боя гнев придаёт силы, спасая жизнь; в обманчивой тишине дворцов может затмить разум и стать угрозой не только благополучию или карьере, но даже и самой жизни.
Впрочем, при необходимости грозный правитель Ершалаима умеет прекрасно владеть собой — подходящую к случаю роль он сыграет, как прирождённый актёр. Вспомним хотя бы финал диалога с мрачным первосвященником Каифой — того, что состоялся «четырнадцатого числа весеннего месяца нисана» «на верхней террасе сада у двух мраморных белых львов, стороживших лестницу», того, в котором окончательно решилась участь нищего философа Иешуа:
«Прокуратор хорошо знал, что именно так ему ответит первосвященник, но задача его заключалась в том, чтобы показать, что такой ответ вызывает его изумление. Пилат это и сделал с большим искусством. Брови на надменном лице поднялись, прокуратор прямо в глаза поглядел первосвященнику с удивлением.
— Признаюсь, этот ответ меня поразил, — мягко заговорил прокуратор, — боюсь, нет ли здесь недоразумения …
Да, Пилат способен подавить охватывающий его гнев — тот, что уносит, «удушая и обжигая», «самый страшный гнев — гнев бессилия»: «Что ты, первосвященник! – чеканит он слова Каифе. — Кто же может услышать нас сейчас здесь? Разве я похож на юного бродячего юродивого, которого сегодня казнят? Мальчик ли я, Каифа? Знаю, что говорю и где говорю. Оцеплен сад, оцеплен дворец, так что мышь не проникнет ни в какую щель! Да не только мышь, не проникнет даже этот. Как его … из города Кириафа».
Прокуратор Иудеи не знает, как зовут уроженца Кириафа, или просто не желает марать уста его именем? Он, как видно, вообще презирает людей. Но что же тут удивительного? Ведь ему давно знакомы все их замашки и правила.
Своими глазами видел Пилат, как при случае бросаются они всем скопом на одного, словно «собаки на медведя». Тут уж не жди пощады. Ведома игемону и их странная любознательность — к примеру в вопросах о «государственной власти», и то, как торопятся они зажечь светильники, чтобы лучше разглядеть лицо говорящего. А эта страсть к деньгам?
Тем сильнее, тем пронзительнее будет удивление, когда столкнётся он с другой реальностью — с правдой «бродячего юродивого» из города Гамалы: « … итак, Марк Крысобой, холодный и убеждённый палач, люди, которые, как я вижу … тебя били за твои проповеди, разбойники Дисмас и Гестас, убившие со своими присными четырёх солдат, и, наконец, грязный предатель Иуда — все они добрые люди?
— Да, — ответил арестант.
— И настанет царство истины?
— Настанет, игемон, — убеждённо ответил Иешуа.
— Оно никогда не настанет! — вдруг закричал Пилат таким страшным голосом, что
Иешуа отшатнулся».
Тем болезненнее будут потом и муки совести, тем глубже и значительнее прозрение. Прозрение человека, полагавшего, что для него уже нет и не может быть ничего нового на этой бренной и бесконечно грустной земле.
«Но помилуйте меня, философ! – молит Пилат в своих снах (не правильнее ли назвать их кошмарами?), что одолевают с тех пор, как встал на его пути бездомный бродяга Иешуа. Неужели вы, при вашем уме, допускаете мысль, что из-за человека, совершившего преступление против кесаря, погубит свою карьеру прокуратор Иудеи?»
И всякий раз следует открывающее душу признание: «Разумеется, погубит. Утром бы ещё еще погубил, а теперь, ночью, взвесив всё, согласен погубить. Он пойдёт на всё, чтобы спасти от казни решительно ни в чём не виноватого безумного мечтателя и врача!».
Булгаков мог узнать об этом ещё в годы своей юности — учась на медицинском факультете Университета Св. Владимира. Однако сейчас важнее другое: несомненная черта людей подобной организации – наряду с болезненной гордостью, подозрительностью или, скажем, брезгливостью — исключительная, прямо-таки феноменальная честность. Она-то и делает переживания Пилата особенно мучительными: что же помешало ему спасти от смерти беднягу Иешуа? В самом деле, что?
«Трагедия кричащей совести, — это справедливый итог переживаниям Пилата, суд, от которого нельзя уйти, который нельзя обмануть, становится одной из глубинных тем романа. Это очень не бытовая тема.
Сознательно ли Булгаков сделал своего героя таким? Или он угадал его природу своей интуицией — интуицией гениального художника? Предлагаю судить об этом самому читателю.
